Я впервые попала во Львов в июне 1986. Моя близкая подруга вышла замуж за львовянина и переехала туда. Она родилась в Новоукраинке Кивровоградской области, но в раннем детстве родители переехали в Норильск, и она всю жизнь там прожила. В 1981 она поступила в Кировоградский педин на русскую филологию, там мы и подружились. Ее знания украинской были в сравнении с моими нулевыми, потому что я хотя бы понимала то, что читаю и слышу. Шевченковское
“Кохайтеся, чорнобриві,
Та не з москалями,
Бо москалі — чужі люде,
Роблять лихо з вами.
Москаль любить жартуючи,
Жартуючи кине”
моя подруга переводила так: “Москвич любит жарко”. И вот в 1986 я приезжаю во Львов к подруге и попадаю в окружение, где нигде не звучит украинская речь, вообще, кроме как в общественном транспорте. И это было печально. Потому что было понятно, что это следствие оккупации. Были ли львовяне агрессивны к нам, украинцам из Центральной Украины, не умеющим говорить по-украински? С какого дива? Все же понимали, что если во Львов большевики пришли убивать украинцев лишь в 1939, то в Киеве они убивали нас уже в 1918. Тем более, что львовяне знали в 1986 про Голодомор, которого в Западной Украине не было, поскольку там не было большевиков, а в Восточной и Центральной – был. К нам, не говорящим по-украински украинцам, не было у львовян ни агрессии, ни предубеждения. Мы все были жертвами агрессии со стороны московии. Были ли львовяне агрессивны к московитам? В нашем окружении во Львове были потомки советских оккупантов, они говорили по-русски. Но я никогда не видела, чтобы галычаны относились к ним агрессивно. Зато видела, как потомки оккупантов стыдятся своих предков. И я это очень хорошо понимаю: единственно правильная позиция у потомка оккупантов, живещего в Украине, – бороться за независимость Украины и исправлять несправедливость, совершенную их предками.
Коментарів немає