Договор детей с родителями

Ekaterina Epifanova

договор с родителями

Довольно частая тема на сессиях – договор детей с родителями. Символический, конечно, был бы реальный – были бы вещественные доказательства. А так дети боятся, что договор есть, родители уверены, что он есть. А его нет. Не может быть. И когда я намекаю на это клиентам, они округляют глаза “Как это нет?”. Мы же должны маме за бессонные ночи, папе – за несостоявшуюся карьеру. И плата есть: долг хорошего ребенка может исчисляться стаканами воды, количеством звонков в день и принесенных родителям в жертву личных планов. Взиматься может на протяжении всей жизни (родителя, а то и после его кончины).

То есть условия договора и выплат по нему на лицо. А договора то нет! Разве возможно заключить равносторонний договор с младенцем? Нет. А с зародышем? Нет. Вроде логично, но поверить в это тяжело. В то, что ребенок не несет ответственности перед родителем за свое появление. За решение родителей его оставить. За усилия вложенные в него. За иллюзии или разочарования взрослых людей с его появлением связанные.

Если бы младенец был способен понимать условия договора: “я тебя рожаю, а ты потом мне всю жизнь должен”, может, он вообще выбрал бы не рождаться, или внес свои условия в договор: “а ты тогда меня не лупишь за порванные шорты”, или “поддерживаешь в конфликте меня, а не моего учителя”, или “не сравниваешь меня с Машей из третьего подъезда”. Мало ли какие условия выкатил бы ребенок за пресловутый стакан воды.

Но приняв в детстве договор безоговорочно, не имея представления о своих правах и отдельности, человек и в зрелости не смеет его оспорить. А если и решается в чем-то пересмотреть условия, отвоевать право на свое личное пространство, испытывает непосильное чувство вины. А как же мама? а как же я перееду? А как же я ей не рожу внука? а как же я стану музыкантом, а не ученым?

Как будто не своей жизнью занялся, а предательство совершил. Страшное. Оставил родителей наедине со своей жизнью. Как же так? Они же не умеют ее жить без ребенка-банка, в который всю свою жизнь вложили. А проценты то где, дивидендики наши? – страдают обманутые вкладчики-родители. А ребенок вроде не банк, но страдание родителя невыносимо, и он достает из себя все, что может, а когда не может – берет в кредит, у себя же.

Ведь хорошие дети помогают. Не помогаешь – плохая дочь/сын, и человек заодно говеный. Кому ж охота быть говном?

Только вот помогают родителям не потому что хорошие дети/люди, а потому что отношения хорошие были в семье, без условий и договоров. И выбирают (именно выбирают) помогать не из страха потери любви, а из любви. Но это вообще сложный концепт для тех, кто тащит бремя договора.

– А бывает и такое, напирмер. Девочке 15 лет. Друзья ее пьяюную в зюзю выгрузили на пороге квартиры родителей, позвонили в дверь и убежали. Родители: “Ах! Ах! Да что же это такое?!” А девочка, кривляясь: “А я вас не просила меня рожать!” И вот родители всю жизнь стараются отдать девочке долг: квартиру, машину, дом в пригороде, овощи с огорода и фрукты из сада, деньги от заработков и подаренные вещи, и суп в баночке, и запеканку в лотке. А потом приходит немощь, потому что всю жизнь отдавать долг – это когда ни в спорзал, ни на танцы, ни в путешествия, ни на концерты, ни к друзьям, ни на массаж, ни на косметику, а все в погашение долга. И вот немощь и одиночество есть, а девочки рядом нету: когда все ресурсы родителей вычерпаны, можно и свою жизнь начать, даже если тебе за пятьдесят.